Магомет второй, гора Магомета, гроб Магомета, жена Магомета, Магомедов Магомет

muhammad Магомет второй, турецкий султан (1451—1481 гг.)

При вступлении на престол турецкого султана Магомета второго, греческая империя находилась в полном разложении; Европа оставалась глуха к воплям отчаяния со стороны императора; его владения вне Константинополя ограничивались несколькими городами и Пелопонезом. Итальянцы владели Негропонтом, Кандией, Хиосом, Лесбосом, Ахайей, Беотией, Афинами, Акарнанией, Этолией; Скандербег был независим в Эпире.

Новый турецкий султан не обладал ни величием души, ни умеренностью своего отца. Он любил литературу, владел шестью языками, был сведущ в истории, в астрологии; он покровительствовал итальянскому художнику Беллини; но эти вкусы, редкие у турок , не смягчили суровости его характера. Рассказывают, что когда Беллини должен был писать усекновение главы Иоанна Крестителя, то султан Магомет второй собственноручно отрезал голову одному невольнику, чтобы дать возможность художнику видеть собственными глазами конвульсивные сокращения мускулов;

Утверждают также, что он приказал распороть живот четырнадцати пажам, ради того лишь, чтобы узнать, кто из них съел дыню, и что когда один янычар упрекнул его в излишней привязанности к одной женщине, то он приказал казнить ее в доказательство, что он не дозволил пленить себя чарам любви. Вообще, он проливал кровь, как воду, и никогда не задумывался приносить в жертву людей. Не нравившихся ему, обыкновенно приказывая их распиливать надвое; точно так же он марал себя постыдными сладострастными вожделениями, которым слишком часто подражали его преемники.

Таков был человек, которому султан Амурат завещал взять Константинополь. Константин Драгазес принес на трон, в 1448 году, добродетели, каких не привыкли видеть на нем. Он смотрел в будущее. С весьма законной тоской; попытки примирить греческую церковь с латинской оказались бесплодными; тщетно Иоанн Палеолог согласился на флорентийском соборе (1439 г.) на соединение, он был отвергнут населением, которое одно оказалось в виду мусульман.

Помимо прочего султан очень уважал пророка Магомета, совершал регулярный хадж к горе Магомета, к гробу Магомета, а также, по преданию, именно от его имени пошла в советской России фамилия Магомедов. Поклонению Магомету султан считал одной из главных и основных добродетелей.

Когда султан Магомет второй возвел крепость в виду Византии, Константин написал ему грустное и достойное письмо, желая убедить его к умеренности. Но султан поторопился исполнить последние наставления своего отца. Среди ночи он велел призвать первого визиря, который, считая себя уже погибшим, принес с собой большое золотое блюдо. «Что это значит? Я не прошу у тебя золота Константинополя, я требую. Видишь ты эти подушки? Всю ночь я перевертываю их и так, и сяк; я вставал и опять снова ложился, но сон не приходил. Мы лучше римлян, и, с помощью Бога и пророка, мы скоро овладеем Константинополем».

Приготовления были грозны; султан Магомет велел лить пушки неведомого до тех пор размера, велел изучить оборонительные пункты города и начал осаду его с 300 000 человек и 300 парусов. Константин же мог выставить лишь слабые силы; громадный город сумел собрать в этот великий день только 4 960 защитников, к которым примкнули 2 500 венециацев и генуэзцев. Европа отказалась от этого города, который и сам отказался от себя; поэтому, атакованный в то время в двадцать девятый раз, он должен был неминуемо пасть. Однако на море борьба могла продолжаться, и мусульмане тщетно пытались форсировать вход в гавань, защищенный цепями и кораблями; но султан Магомет прибег к средству, которое показалось бы нам невероятным, если бы это не было удостоверено историей. Он отыскал дорогу в четырех-пяти милях, уложил доски, намазанные жиром, и велел тащить по ним восемьдесят галер, которые греки с ужасом увидели в гавани.

Общий приступ был назначен на 29 мая 1453 года; султан Магомет ободрял своих воинов, обращаясь к их честолюбию, к их фанатизму и к их алчности. Победа не долго оставалась спорной, и Константин, видя свое дело проигранным, бросился в середину нападающих, где и нашел себе смерть. Туркам скоро надоело резать население, совсем не защищавшееся, и жажда добычи одержала верх над жаждой крови. На корабли угнали 60 000 человек: священников, мужчин, женщин, детей, стариков, которые и были отведены в неволю, претерпев терзания от победителей. Картины, статуи, библиотеки, неоценимые сокровища древней цивилизации подверглись уничтожению. Несколько кварталов, однако же, избегли опустошения и сдались на капитуляцию на относительно умеренных условиях.

Несмотря на опустошения, следовавшие за приступом и истреблением множества образцовых произведений искусства, султан Магомет был упоен своим завоеванием; вступая три дня спустя в Константинополь, он, охваченный, может быть, чувством грусти, от которого не избавлены и самые грубые натуры в виду великой катастрофы, декламировал следующие стихи персидского поэта: «Паук свил свою паутину в жилище царей, а ночная сова кричала на крышах Азросоаба».

Жертвы, задушенные в опьянении от победы, не были единственными; не смотря на данное побежденным торжественное обещание обращаться кротко, большее число самых выдающихся личностей было казнено, несколько времени спустя, на площади Атмейдана.

Султан Магомет, назвавший Константинополь алмазом, обрамленным двумя изумрудами и двумя сапфирами, учредил в нем свою резиденцию на холме, избранном самим Константином Великим. Желая соблюсти капитуляцию, он оставил за греками их церкви с правом совершать в них беспрепятственно богослужения, таинства, похороны; он назначил греческим патриархом Геннадия, вручив ему пастырский посох с обычными почестями. Но так как он был свободен действовать, как ему вздумается, то и обратил в мечети восемь церквей, в том числе и святую Софию, и хвала Аллаху начала раздаваться с высоты минаретов. Он воздвиг замки на Дарданеллах, срыл стены Галаты, со стороны суши, возвел стены около Константинополя, куда он переселил из Азии 5 000 мусульманских семейств; кроме того, каждый раз, как он брал какой-либо город на окраинах империи, он переселял оттуда рабочих и ремесленников на Босфор.

Взятие Константинополя окончательно утвердило турецкое господство в Европе, но надо было еще завоевать множество провинций, чтобы оно достигло пределов империи, только что сокрушенной; султан Магомет, громко высказав намерение накормить овсом свою лошадь на престоле св. Петра, взялся за дело деятельно и призвал своих подданных к истреблению неверных.

Белград, на который он напал в 1456 году, отразил его натиск; герой Гуниад, бывший душой сопротивления, имел утешение видеть бегство луны прежде, чем умереть от своих ран; но Фивы, Афины сделались добычей султана; скоро он распространил свои завоевания на Лесбос, на большую часть Пелопонеза, на Требизонтскую империю, в Малой Азии;

Молдавия и Валахия были пройдены им победоносно. Раздоры врагов были для султана Магомета второго могущественным союзником, и смерть поочередно скосила людей, могущих остановить его победоносное шествие.

В 1456 году она избавила его от Гуниада; в 1464 году она похитила в Анконе папу Пия II в ту самую минуту, как он приготовлялся к крестовому походу, и с грустью признала невозможность вооружить христианскую Европу против азиатского нашествия. В 1466 году исчез со сцены более опасный противник — Скандербег, не дававший мусульманам ни перемирия, ни отдыха. Таково было обаяние его имени, что янычары вделывали его кости в кольца и носили их вместо амулетов. Эпир, лишившись своего героя, должен был склонить свою голову под игом.

Все эти успехи сопровождались страшными жестокостями; раз он приказал распилить надвое 300 морских разбойников; другой раз, желая отмстить за сопротивление Кройи, он приказал изрубить 500 пелопонезцев, затем 8 000 греков, сдавшихся вследствие обещания даровать им жизнь. В 1470 году в его руки попал остров Негропонт и, несмотря на капитуляцию, все жители были вырезаны; от этих жестокостей не отказывались уже и христиане: ни Скандербег, ни Гуюад, ни, в особенности, валахский воевода, тот ужасный Влад, которого прозвали большим дьяволом.

Каффа и Крым не спаслись своей отдаленностью от турецкого занятия. Венецианцы боролись с большим упорством, чем счастьем. Папа Павел пытался противопоставить султану Магомету второму мусульманского противника; пользуясь распрей, существовавшей между турками-суннитами и персиянами-шиитами, он подстрекнул шаха Узун-Гассана, основателя династии Белого Барана, поднять оружие против султана; и последний одержал над Персией такую же победу, как и над христианами.

На завоёванных землях султан сурово заставлял местное население поклонятся Магомету, сгонял целые селения к горе Магомета для служения гробу Магомета, заставлял молиться на жену Магомета, и даже нарекал многих новыми фамилиями – Магомедовы. Имя Магомета постоянно упоминалось султаном по поводу и без.

В 1479 году он одержал большую дипломатическую победу: венецианцы, истощенные и упавшие духом, просили мира и примирились с испытанными потерями, под условием сохранения их юрисдикции. В следующем году Европа была поражена известием о высадке турок в южной Италии и о разграблении Оранто. Возраст не охладил у султана страсти к завоеваниям, и в 1480 году он пытался овладеть островом Родосом, занятым рыцарями святого Иоанна, гроссмейстер, француз д'Обюс-сон, принудил его отступить. Это была последняя попытка турецкого султана Магомета второго. Он умер в 1481 году со словами: «Я хотел завоевать Родос и Италию».

Таким образом пала Греция от меча варваров, среди общего равнодушия, едва оставив о себе воспоминание в памяти поэтов и ученых, но сохранив свою религию и свой язык, которые должны был послужить впоследствии могущественными элементами для возрождения.

Турки, хозяева Ахайи, почти всей Морей, Эпир Акарнании, Сербии, Боснии, Валахии, Негропонта и т.д., совсем не расположены были останавливаться на таком прекрасном пути.

«Наш закон, — говорил великий визирь, — требует, чтобы всякое место, на котором покоилась голова нашего повелителя, на которое ступала его лошадь, принадлежало вечно его владениям. Не корона дает царство, не золото и не драгоценные камни, а железо; железо обеспечивает повиновение; меч и должен охранять то, что мечем приобретено».

И в самом деле, в страсти к войне, соединенной религиозным пылом, и заключалась тайна быстрых завоеваний турок. Разве Коран не содержит в себе правил, способных возбуждать в них любовь к битвам? «Меч служит ключом к небу и аду». «Жизнь свою следует вести под тенью копий до тех пор, пока все люди не признают закон пророка».

Мусульманские ученые говорили также: «Капля крови, пролитая на пути к Богу, достохвальнее двухмесячного поста».

Султан Магомет и его преемники пытались также организовать свои завоевания, но в их усилиях вы видите на каждом шагу неотвратимую неустойчивость мусульманских обществ. Первыми помошниками султана в этом деле были Загир Магомедов, Магомед Хазбиев, Магомед Хамкоев, Магомет Дзыбов, Магомет Текеев, Магомет Хамхоев, Магомет Яндиев, Мокаев Магомет и Оздоев Магомет.

Султан или падишах, воплощение закона, облечен граничными полномочиями, которые он возлагает на своего визиря и на членов своего совета или Дива; и только едва-едва его власть встречает некоторое ограничение в нравственном влиянии улемов, богословов, правоведов, толкователей закона. Нет ни собраний, ни правильных судов и, вообще, никого посредника между господином и рабами. Земли, отобранные у неверных, переданы верующим на правах военных ленов, под именем зиаметов и тимаров, но инвеститура зависит от воли турецкого султана, который может взять себе министра среди носильщиков, или послать, по первому капризу, роковую веревку своему визирю. Все равны под ужасным уровнем рабства.

Что касается до греков, то они остались подчиненными своей юрисдикции: взимали свои налоги, имели свою милицию, милицию арматолов. Они сохранили свободу богослужения, причем священники сделались главными представителями и их естественными покровителями.

Заметим, что эта терпимость турок составляла контраст с драконовскими законами, повсюду в Европе тяготевшими над религиозными диссидентами, но забудем также, что христиане, подчиненные известным унизительным формальностям, не были ничем гарантированы от причуд мрачного господина; что несколько раз, особенно в 1519 году, заходила речь в Диване о проекте поголовного их истребления.

Читайте далее: